И все же "Агента паранойи", мне кажется, интересно рассмотреть с позиции концепции "общества стыда" и "общества вины", которую предложила антрополог Рут Бенедикт в "Хризантеме и мече". Бенедикт настолько четко и просто идентифицировала одно из основных свойств японской культуры, что, кажется, японцы до сих пор рефлектируют над ее книгой, а концепция "общества стыда" превратилось в некую методологическую основу для анализа социальных явлений (см. Юдзиро Накамура "Зло и грех в японской культуре").

Мне показалось, что рефлектировал над концепцией "общества стыда" и Сатоси Кон в своем "Агенте паранойи". Суть отличия "общества стыда" от "общества вины", как их описала Бенедикт, в следующем: "Общество, в котором предписываются абсолютные критерии морали, которое зиждется на воспитании совести у каждого его члена, представляет собой "культуру вины", а вот в рамках "культуры стыда" нет оснований беспокоиться о совершенном проступке, "пока люди не узнали". Однако, с другой стороны, Бенедикт отметила, что "социальное давление в Японии, пусть даже принятое добровольно, слишком многого требует от индивида. От него требуется скрывать свои эмоции, отказываться от своих желаний, все время видеть в себе представителя семьи, организации, нации".

Юдзиро Накамура выделил в таком подходе следующие основные отличия культур "стыда" и "вины":
1) В противовес западным "культурам вины" Япония являет собой "культуру стыда"; ее отличительная особенность в том, что человек обостренно восприимчив к оценке своих действий со стороны окружающих.
2) В отличие от "культур вины", основанных на переживании личной вины, в "культурах стыда" моральным фактором становится чувство стыда, вызванное неумением соблюсти баланс и неспособностью следовать общеизвестным, отчетливо артикулированным предписаниям правильного поведения.
3) Высшая добродетель в "культуре стыда" – это "знать стыд"; человек, знающий стыд, истинно добродетелен, что соответствует понятию порядочного человека с чистой совестью в западной этике.

Собственно, последнюю серию "Агента паранойи" можно заподозрить в пропаганде "западных ценностей" :-). (Потому я и назвал Кона "западником :-)). Когда героиня перестает беспокоиться об одобрении отцом (суровый отец выступает тут как символ жесткого японского общества), т.е. социальном одобрении/неодобрении своего поступка, и испытывает вполне христианское лично чувство вины происходит замена этики стыда на этику вины. Таким образом, релятивистская мораль "общества стыда" (пока люди не узнали, не о чем беспокоится), замещается христианской моралью "личной вины" (извинение перед мертвым Мароми является своеобразной исповедью). "В системе социальной регуляции, основанной на стыде, человек не испытает облегчения от исповеди. Более того, человеку в таком обществе очень трудно дается признание в совершении неблаговидного поступка". Вот это осложнение в артикуляции переживаний и создает "парня с битой". Когда же исчезает беспокойство о внешней оценке твоего поведения и нет надобности "изолировать" "скверную" частицу своего "Я" (которая, в таком случае, обретает собственную жизнь и превращается в "альтер-эго") и акцент смещается на абсолютную значимость поступков и невозможность скрыть их от себя, тогда исчезает и потребность в "альтер-эго" и сама основа его существования – "парень с битой" исчезает.

Разумеется, разделение на "стыд" и "вину" как критериев доминант поведения в рамках различных культур довольно условно. Стыд испытывают и в западных обществах (часто не испытывая вины). Скорее тут можно говорить о специфическом христианском сознании, для которого важно не так внешнее следование предписаниям закона (в отличие от иудаизма), а внутренняя честность с собой в осознании совершенного зла (неприятие "фарисейства") и стремление исправиться, даже если о твоем "зле" другим и не известно.

Как отмечается (Конти Итикава, Юдзиро Накамура), японскую культуру можно рассматривать как культуру ситуационной этики, в противоположность христианской этике моральных абсолютов. В культуре стыда мораль лишь релятивная норма. Характер ситуационной этики в том, что человеку нужно соответствовать определенной ситуации, а добро и зло различаются в зависимости от конкретных обстоятельств. "Особенность "культуры стыда" состоит в том, что ее носители живут не по абсолютным, раз и навсегда установившимся критериям, а по критериям относительным, ситуационным. Так, конечно, жить проще, но не очень-то получается на практике. Часто некий относительный критерий в силу обычая или внешних обстоятельств приобретает постоянство, абсолютизируется, начиная оказывать давление на людей. В этом и кроются нивелирующие, стандартообразующие силы японского общества".

Вот эта вот "относительность зла" в японской культуре, беспокойство о том, что для японца зло становится таковым лишь тогда, когда о нем узнают и осуждают окружающие и является предметом рефлексии Сатоси Кона в "Агенте паранойи". Ведь социальное неодобрение не уничтожает зло, а лишь загоняет его "в подполье", где его как будто не замечают. Вот и получается некая "двойственность" людей и объектов в сериале, когда противопоставляются общественно одобренное поведение и поведение вне социального контроля (когда исчезает единственный сдерживающий фактор - стыд): днем полицейский - ночью грабитель и насильник, днем скромная служащая - ночью развратная потаскуха и т.д. Но такое "запертое" зло либо ведет к саморазрушению (Takeo Doi "Anatomy of Dependence – A culture of Amae"), либо, рано или поздно вырывается грязевыми потоками на улицы Токио. И не только как метафора в аниме Сатоси Кона. Как отмечает Юдзиро Накамура: "Когда патриарх "Аум-синрикё" Асахара, опираясь на буддизм Алмазной колесницы, проповедовал полезность убийства, его экстремизм вызвал у большинства японцев растерянность. Казалось, они впервые слышат столь еретические воззрения, якобы восходящие к тибетскому буддизму. Между тем подобная точка зрения на Зло в целом и на убийство в частности исторически отнюдь не чужда японцам... Вот почему японское общество с такой легкостью поддается массовым настроениям и поветриям; человек и сам не замечает, как оказывается вовлеченным в какое-нибудь коллективное безумие. При этом невозможно установить, кто, собственно, виноват в случившемся... До поры до времени японскому обществу удавалось довольно ловко избегать противоречий, заложенных в идейном промежутке между буддизмом и христианством, однако условия в мире изменились. Само время требует, чтобы мы всерьез взялись за осмысление проблемы Зла и Греха в самом широком смысле, включив в поле зрения и теорию познания, и буддизм Алмазной колесницы...".

Удалось ли такое осмысление социальных проблем в художественных образах Сатоси Кону? Думаю, от части, да. И предложенное решение, как по мне, очевидно – лишь смещение на позицию "этики вины" (обретение христианского сознания) главной героини позволило ей избавиться от своей "тени". Разумеется, поднятые Коном проблемы не являются сугубо японскими. Просто в Японии они наиболее рельефно выражены именно в аспекте "культуры стыда", которая, мне кажется, является своеобразным вариантом "бегства от себя". Ведь куда проще подчинить свое "Я" неким общественным правилам, групповым интересам, государству, нации, идее (или оправдать девиацию социальной средой, "природой" человека и т.д.), чем принять личную ответственность за свою жизнь и свои действия. Как отмечала Рут Бенедикт: "когда японец предпринимает, в соответствии с некими установлениями, какое-либо действие, он исходит из того, что люди непременно поймут его поведение вплоть до самых тонких нюансов. Отсюда рождаются уверенность и чувство безопасности, служащие японцу жизненной опорой, – и всем своим воспитанием он ориентирован на такой стиль поведения". В том или ином смысле у всех существует подобное искушение – приспособиться то ли к социальной среде, то ли к удобному мировоззрению, к выгодной позиции - словом ко всему, что снимет с нас личную ответственность и оправдает наши злодеяния. И только благодаря этому возможны кошмары массовых убийств и зверств – будь то зверства NSDAP, ВКП(б), КПК, тех же японцев или любые другие, совершаемые во имя "идеи", "нации", "державы", "императора" или определенной социальной группы.

Последнее замечание, безусловно, выходит за пределы предмета художественного осмысления "Агента паранойи", но, мне кажется, связано с ним доминированием релевантной морали и бездумной зависимостью многих людей от доминирующих взглядов, идей, оценок которые не подвергаются сомнению и не сверяются с моральными императивами, поскольку "все так делают/думают". И в то время как Сатоси Кон предлагает японцам стать "обществом вины", не превращается ли постепенно весь мир в "общество стыда" – когда нет абсолютного зла (греха) и оно (зло) существует только тогда, когда стало известно и (главное) осуждено другими?